О ВОЙНЕ И О ПОБЕДЕ
ВСПОМИНАЮТ ЗЕМЛЯКИ
70-летие Победы в Великой Отечественной войне – дата особая и святая для всех нас.
Земля наша ещё не остыла от огня, и ещё не
стёрлись на гранитных плитах имена героев и погибших мирных людей.
Не стёрлись и не сотрутся, потому что наши прадеды и деды, наши люди
горели в смертельном пламени войны,
чтобы все мы сегодня жили под мирным небом!
Своими воспоминаниями делятся жители
родной Светлогорщины: ветераны войны, бывшие узники фашистских концлагерей,
дети войны и свидетели событий Великой Отечественной. В этих воспоминаниях, на сегодняшний день особенно
ценных и самых достоверных, - правдивый
рассказ о войне и о Победе.
За
каждым словом не только дни и ночи
страшных и грозных лет, за каждым
словом - человеческие жизни, которые
могли оборваться в любую минуту.
Тяжёлые фронтовые дороги, бесконечные
окопы, оборона, наступление, беспощадный бой за высотку – это жизнь солдата на войне. И ещё огромное
желание остаться живым, победить ненавистного врага и вернуться домой.
Унижение человеческого достоинства, страх,
лишения, голод, холод, болезни – это
жизнь детей, женщин и стариков в фашистской оккупации и неволе. И ещё огромное
желание выдержать, выжить, дождаться
освобождения и Победы.
Некоторые воспоминания кажутся краткими и скупыми, но это не так.
Память сохранила многое. Сердце до сих
пор сжимается от боли за тех, кто погиб и умер в военное лихолетье. Утраты
слишком велики, чтобы не помнить. Только говорить об этом очень трудно, а порой
просто невозможно.
День Победы – это боль и слёзы радости,
это память сердца, которую бережно хранит каждая семья. Поколения благодарных
потомков будут замирать перед свидетельствами героизма, мужества, славы и
скорби.
Война и Победа в воспоминаниях земляков
Русинович Прасковья
Савельевна
Родилась: Бобруйская обл., Паричский
р-н, д. Николаевка
Начало войны:
«Тогда наша семья жила в д. Липники. На
4-й день войны над деревней очень низко пролетели немецкие самолёты. Было
страшно, казалось, что они снесут крыши домов. Потом со стороны Прудка
появилась колонна немецких машин. Люди
старались на улицу не выходить. Через несколько дней деревню отбили наши, потом
опять её заняли немцы. Когда они сжигали рожь и стога, все жители убежали в
лес. Там мы жили в куренях из ветвей, пока нас не нашли немцы. Они погнали нас
обратно в деревню, заперли всех в большом сарае. Женщины и дети сильно
испугались и плакали, старые люди успокаивали. Немцы отобрали ребят постарше, а
среди них - два моих брата, и заставили их рыть траншеи и землянки. Не знаю,
что было бы с деревней, если бы нас не отбили
и не освободили красноармейцы. Нас вывели в лес и два года мы были в
партизанском обозе. Братьям Лаврентию и Михаилу только во второй раз удалось
убежать от немцев. Приходилось нам жить
в шалашах, землянках, а иногда и деревнях, куда немцы не могли добраться из-за
болот. Очень тяжело я болела тифом».
Освобождение: «Летом 1944 года вернулись
домой в Липники. А в деревне остались одни комины от домов. Жили в землянках
сразу по 3-4 семьи. Собирали жёлуди, щавель, где уцелели деревья - яблоки и груши, ягоды и всё, что можно
съесть. Голодали, донашивали одежду до лохмотьев. Отца и старшего брата
Григория забрали на фронт. Вернулся он живой с наградами, но инвалидом. Брат
Лаврентий был тяжело ранен, в госпитале врачи спасли ему жизнь. А Михаилу
гранатой оторвало одну руку, а на второй он лишился пальцев. К приходу отца с
фронта мама смогла построить домик-землянку. А после Победы, когда собрались
все вместе, стали отстраиваться».
Митрахович Фёдор Адамович
Родился: д. Высокий полк.
Начало войны: «Перед войной умерли
наши родители, и я попал в Веснавский детский дом. Весной 41-го я закончил два
класса. Наш детский дом стоял невдалеке от деревни. Хорошо помню, как отступали
наши, когда немцы наступали на г. Глуск. Через деревню наши солдаты шли
колоннами, машин не было. Каски у них
были чёрные. Солдаты были голодные, и мы – пацаны - носили им яблоки из
колхозного сада. Воспитатели нас бросили, старшие дети ушли кто куда, а с нами
осталась только одна старая женщина из детдома. Продуктов у нас не было. Иногда
нам что-нибудь со своей кухни давали поесть немцы. Они были тогда небитые
и весёлые, думали, что быстро нас
победят, поэтому пока вели себя не очень жестоко. А мы - дети придумали игру.
По ночам у немцев ремни срезали, кто больше. Не думали, чем это могло для нас кончится. Бывало, за ночь по 5-6
ремней удавалось срезать. Но в оккупации нас детдомовских не оставили. За нами
пришёл местный житель Наум, который вывел детдомовцев от немцев. Помню, что шли
лесом целый день, а тех, кто уже идти не
мог, везли недолго на коне. Наум привёл нас в расположение наших войск. Солдаты
накормили, а потом нас поездом отправили через Астарахань в Казахстан. Всё
время недоедали, поэтому со старшими приходилось добывать продукты самим. После
Победы вернулись в Беларусь».
Митрахович Матрёна
Стефановна
Родилась: д. Козловка
Военный период: «Когда война
началась, мы с мужем Карповичем Николаем Адамовичем проходили студенческую
практику в г. Любани. Мужа призвали сразу
на фронт, а я с подругой стала добираться домой. Документов не было,
патруль вернул нас назад. На следующее утро пришли немцы. Свои вещи мы закопали
на огороде. Оставаться в чужом городе одной было страшно. Из Любани уходила с
маленьким чемоданчиком в руках. Заходила в деревнях в дома, просила, чтобы
подвезли. Один дядька согласился, но в лесу на середине дороги сказал, что
дальше не повезёт. Так и шла по лесу, плутала, потому что плохо знала дорогу.
Дошла до деревни Липники, а там моя семья, в которой восемь душ детей. Я сама
тогда ждала ребёнка. Когда сильно стреляли, прятались в погреб. А потом пришли
немцы, они сразу выгнали нас из дома, и мы ушли в посёлок Кастрычник.
Младшеньких брата и сестру приходилось часто прятать, потому что немцы забирали
детей, которых потом отправляли в
Паричский детский концлагерь. В марте
1942 я родила. Очень боялась за своё дитя, ведь жили в землянках, где было сыро
и холодно. Отец наш просудился и умер от туберкулёза. Чтобы не умереть с
голода, собирали на поле гнилую картошку и варили, соли не было. Потом нас
перегнали в Паричи. Селили по 4-5 семей вместе. В Паричах было особенно
страшно, евреев хватали, стреляли, увозили. Люди старались на улицу меньше
выходить. Помню, как в Козловку пригнали много пленных, все хотели пойти
посмотреть, может кто-то близкий там. Но немцы и полицаи так никого и не
подпустили. Перед самым освобождением немцы хотели всех жителей угнать за реку
Березину, но не успели. Во время наступления маму ранило осколком в голову, а
помогли ей уже наши солдаты. Бои за Паричи были сильные, много погибло солдат,
а мы прятались, куда только могли. Остались живыми».
Акулич Анна Стефановна
Родилась: д. Козловка
До освобождения: «В самом начале
войны сильно бомбили. Мы всегда прятались в погреб, отец умел по звуку
определять - наши летят или немцы. Родители собрали пожитки и мы поехали в
деревню Липники. В этой деревне наша семья была недолго. Мы вернулись домой, а
там наш занятый немцами дом. Нам пришлось жить в погребе. Мама боялась за нас
всё время, потому что мы были маленькими. Помню, как она прятала нас в картошке
на огороде от пьяных немцев, которые хотели всех перестрелять. А после, когда
стало темно, мы перебрались в соседскую землянку. Потом немцы стали сгонять в
один дом по несколько семей, было очень тесно. Плохо помню этот период, но по
воспоминаниям старших знаю, что всех жителей загнали за проволоку. Видимо здесь
собирали население, чтобы угнать в Германию. А вот, как мама перебрасывала нас
через проволоку и перелезала сама, я запомнила. Вернулись назад в деревню, и
опять нас каратели схватили, заперли в бане. Женщины голосили, дети кричали.
Тут начался бой, наступление началось. Помню, как всё вокруг горело, трещало,
стреляют со всех сторон. Все из бани выбежали, кто куда прятаться. А мама
побежала к своей хате, вернулась, вся голова в крови. Потом, когда бой
закончился, наш солдат ей голову перевязал. Мама долго выздоравливала после ранения.
Мы тогда вообще ни с чем остались, только в том, в чём были. Всё сгорело.
Пропало. Ушли мы в посёлок Кастрычник. Там и жили до самой Победы. Из родных
погибла старшая сестра. Она в начале войны пробиралась домой, в одной деревне
попала на ночлег к предателю, который её выдал немцам. Сестру убили.
После освобождения надо было строить
дом. Сами разбирали землянки, носили вместе со взрослыми тяжёлые брёвна,
старались помочь друг другу. Всегда есть хотелось, носить было нечего, до самых
холодов почти босиком ходили».
Заботин Иван
Константинович
Родился: Смоленская обл., д. Духовщина
Военный период: «Наша семья в начале
войны эвакуировалась в Татарию. Там в
1943 меня призвали в армию. Попал в Покровский учебный полк, где готовили
младших командиров. В мае этого года отправили на фронт, прибыли в пополнение
перед наступлением на Витебск. Мост через Двину был разрушен, и солдатам
пришлось под огнём строить для переправы понтонный мост. Тяжёлые бои были за этот город. Фашисты очень
сопротивлялись. Запомнил, какая разруха была на белорусской земле, как страдало
мирное население. В 1944 году наградили меня медалью «За отвагу». С боями
продвигались к п. Глубокое. Немцы сопротивлялись, устраивали засады на высотках,
и перекрёстках. Вот и мы застряли перед
одной высоткой, где пулемётчик засел. За уничтожение пулемётного «гнезда» меня
наградили этой медалью. Уже в Польше нас перебросили на Прибалтийский фронт, мы
освобождали Шауляй, Мемель (Клайпеда), там окружили группировку немцев, прижали
их морю. Почти дошли до Кенигсберга (Калинград). За этот город шли страшные
кровавые бои. Мы не дошли до города 15 километров . Нам
надо было пересечь косу. Как сейчас помню, в феврале коса была, как ледяное
поле. Снаряды рвутся, лёд взрывается, люди гибнут. Мне дали приказ наладить
связь. Страшно ползти одному, когда
кругом никакого укрытия нет, а немец стреляет всё время. Немного не хватило
кабеля, пришлось вернуться, катушку на плечо и бегом. Связь наладили, людей
почти не осталось, а приказ – не отступать. Заняли с боем немецкую траншею.
Лежим в траншее, а рядом полно убитых. Я тогда обеспечивал связь с разведкой.
После этих боёв от разведки, а их
шестеро солдат было, остался в живых только я один. От нашего батальона осталось всего несколько человек и командир,
а мне тогда не было и 18 лет».
День Победы: «После этого нас
оставшихся перебросили на Ленинградский
фронт к г. Либава, где готовилось наступление. В мае 45-го над городом мы увидели гражданский самолёт, он
приземлился, оттуда вышли немецкие офицеры с белым флагом. Так мы узнали, что
Германия капитулировала. И сейчас ком в горле, когда вспоминаю этот день.
Сколько людей и солдат за войну погибло, полегло в своей и чужой земле! И
радость большая, знали, что живыми скоро домой вернёмся!».
Пивнев (Заботина) Мария
Семёновна
Военный период: «Войну
объявили, и в первую же ночь Паричи сильно бомбили. Почти всех мужчин забрали на фронт. Смутно помню бои за
посёлок, но запомнила, что Паричи несколько раз из рук в руки переходили. Наши
стояли до последнего. В те дни воевали и те, кого на фронт не забрали. Нашу
семью вывезли в д. Липники. Запомнилось, что взрослые очень боялись за
маленьких детей, которых немцы вылавливали в Паричах, чтобы брать у них кровь
для раненых солдат. Это было страшно. Многие дома были разрушены, люди жили по
несколько семей вместе. Еды не хватало. Мы собирали гнилую картошку и варили, а
также жёлуди, мололи их и пекли лепёшки.
Было у меня 5 братьев, а вернулся с
войны только один. После освобождения Парич всего за один месяц пришло 4
«похоронки» в нашу семью. День Победы не помню».
Тарасюк Прасковья
Никитична
Родилась: д.Осташковичи
Военный период: «Наша большая семья
жила в Осташковичах. Немцы, заняв деревню, согнали многих жителей на станцию и
погрузили в вагоны. Помню, что было очень тесно, сесть было некуда, хотелось
пить и есть. Привезли в Польшу,
выгрузили. Там у каждого взрослого и малого взяли отпечатки пальцев, на руках
поставили каждому личный номер, приковали многим цепи. Так и везли до самой
Германии. Мама моя была до войны учительницей, знала немецкий язык. Поэтому в
лагере она была, как переводчица, переводила заключённым, что говорили немцы. О
многом, что происходило в лагере и на войне, мы узнавали первыми. Всё время
хотелось есть, кормили мало и плохо. Замерзали, каждый день жили в страхе,
немцы очень жестоко относились и к взрослым и к детям. Боялись, что за
провинность будут бить или расстреляют. Из разговоров охранников мама узнала,
что Беларусь освободили, вот тогда мы стали надеяться, что вернёмся домой.
После освобождения из лагеря вернулись домой ещё не скоро. У брата моего
смутные воспоминания об этом времени, но он хорошо запомнил голод, холод, слёзы
мамы и других».
Гайдук Михаил Тимофеевич
Начало войны: «Помню, как в 9 часов
утра 22 июня по приёмнику, который был у
начальника почты Коваля Владимира Афанасьевича, сообщили о начале войны. Многие
взрослые мужчины ушли на фронт. Немцы вошли в деревню без боя. Почти всё
население ушло прятаться в лес. Это место называлось «Крушинник». Копали
землянки. Потом нас нашли немцы и
приказали возвращаться домой в деревню. Все жители вернулись. Нас в семье было
7 душ. Когда немцы заняли нашу хату, нам пришлось уйти жить к соседской семье
Василия Коваля, но не в дом, а выкопанную землянку. Прожили там долго. Когда
немцы перегнали в нашу деревню технику, нас переселили в Боровики, а потом в
Шатилки. Там мы пробыли недолго и вернулись домой. Помню, что через нашу
деревню шло много войска немецкого и их техники, потому что через Якимову
Слободу шла дорога на Гомель».
Освобождение: «Наши войска освободили
Шатилки раньше, чем Якимову Слободу. Наступление было со стороны теперешнего
ЦКК. Немцы перед деревней выкопали длинную глубокую траншею и вели оттуда бой.
А мы жители вместе со скотом стояли ниже, в 8 метрах от немцев, тогда
они нас не трогали. На церкви сидел немец-пулемётчик, он тогда много наших
солдат пострелял. Под вечер часа в четыре наши начали наступление, и где-то в
полночь мы услышали первое русское «Ура!». Стало понятно, что наши прорвались.
Когда мы увидели подожжённые немцами дома, то поняли, что наши взяли переправу.
Ребята постарше забрались на гору, где недалеко ещё отстреливались немцы, и
кричали «Ура!». Утром взрослые запрягли вола и стали собирать убитых наших
солдат. Дети им помогали. Было много обозов, всех убитых завезли на кладбище,
выкопали там яму и похоронили, а документы изъяли. Помню, как наш солдатик,
увидев мёртвого немца, направил вола прямо на него, чтобы затоптать, столько
было ненависти! Но не смог. Это был немец-пулемётчик с церкви. Убитых немцев
хоронили тоже наши жители, только отдельно от наших солдат. Но самое страшное
было ещё впереди. Со стороны деревень Василевичи, Сельное, Ящицы, что ещё были
заняты немцами, нашу Слободу обстреливали снарядами, от которых загорались
крыши домов, покрытые соломой. Вся деревня была под снарядами. На наших глазах
гибли жители деревни.
День Победы: «Помню этот
день. Я шёл по улице, услышал разговор взрослых. Они говорили, что наступило
полное освобождение, наши одержали Победу. Люди кричали от радости, обнимали
друг друга, женщины плакали, а некоторые стояли в остолбенении и просто молчали
и не верили. Вот такой первый настоящий мирный день!».
Коваль Вера Евгеньевна
Начало войны: «В семье, кроме меня,
было ещё трое детей. Отец с 1888г.р. 22 июня о начале войны он узнал от
соседей. Никогда не забуду сильный рёв немецких самолётов, которые летели над
нашей деревней на восток. Жутко и страшно, самолетов было много. Все жители
ушли в лес, копали там землянки. Немцы заставили нас вернуться назад, отобрали у людей много
домашнего скота, перегнали его за речку. Так наша семья осталась без своей
коровы - кормилицы. Голодали, было
холодно, каждый день боялись всего. Дом наш забрали немцы, а мы стали жить в
сарае вместе с конями. Потом эти немцы пошли дальше воевать, а деревню заняли
другие. Они начали забирать молодых людей с 1924 года рождения на работу в
Германию. Забрали и мою старшую сестру Татьяну. И до конца войны она работала
на военном заводе, где делали снаряды. Работали по 12 часов каждый день. Люди
сильно голодали, кормили гнилой вареной брюквой и давали на каждый день по маленькому
кусочку хлеба. Сестра осталась жива, а когда их освободили, вернулась домой».
Освобождение: «Наши
войска гнали немцев очень быстро. Наших погибло много и немцев тоже. Некоторые
из немцев умирали от холода, потому что были одеты в летнюю форму, а в ноябре
стояли холода. Помню, как родители разговаривали о том, что надо всех мёртвых и
убитых собрать и похоронить на кладбище. Нашу деревню не сожгли, наверное,
потому что наступление прошло очень быстро и немцы не успели этого сделать. А
потом наших мужчин забрали в армию воевать. Ушли и два моих брата, позже мы
получили на них два извещения как «без
вести пропавших». Отца не призвали по старости».
День Победы: «Очень хорошо помню, как
объявили День Победы, как страшно голосила мама, ведь сыновья не вернулись… И все равно было столько радости, все
обнимались, целовались! Не вернулось много мужчин, а мужская сила была так нужна! Мы сами запрягались и
пахали. Те, у кого осталась коровка, запрягали её вместо коня, чтобы распахать
землю. Коровой делились с соседями, и как могли, помогали друг другу».
Коваль Павел Савельевич
Начало войны: «По радиоприёмнику
услышали о войне с Германией. Наша семья вместе с другими ушла в лес, все
боялись немцев. Стали рыть землянки. Помню, как одна недостроенная землянка
обвалилась, и наших соседей придавило. Отец, оставив нас в лесу, вернулся в
деревню. Немцы заставили его носить воду и поить коней. Коней было очень много.
Отец до изнеможения носил воду из реки. Немцы его не отпускали. Помню, как
плакал отец. Говорил, что так унижать человека нельзя. Немцы, когда заняли
деревню, спрашивали, куда подевались жители. После этого они нашли нас в лесу,
велели возвращаться в деревню, иначе всех будут считать партизанами. Немцы их боялись. Все из леса вернулись в
Слободу. Помню, что немецкие пушки стояли возле колхозного двора (сейчас это
овощная фабрика). А на месте нынешней Школьной улицы садились небольшие
немецкие самолёты».
Освобождение: «Освобождали нашу
деревню со стороны Шатилок (Ульяного
болота). На звоннице сидел немецкий пулемётчик, который стрелял по наступавшим
нашим солдатам. Многих побил, пока его не «сняли» пулей. После того, как немцев
выбили из деревни, к нам пришли солдаты и сказали, что всем нужно уйти из
деревни и спрятаться в лесу, потому что ночью будет сильный бой. Солдаты были
очень голодные, просили поесть хоть чего-нибудь. Рассказывали, что приходилось
резать ремни и кожу от сапог, варить и есть. Отец налил щей прямо в пробитый котелок, и подарил безопасную бритву. Солдат
обещал придти после боя и отблагодарить отца. Не пришёл, погиб во время этого
страшного боя. Помню раненого солдата,
которому нужна была помощь. Он был очень уставший, без сил, и я проводил его до
перевязочного пункта. Запомнился на всю жизнь рассказ матери о встрече с нашим
солдатиком, который мылся у речки. Когда мама увидела его спину в шрамах и
рубцах после ранения, она расплакалась от жалости. Этот солдат рассказал ей,
что из всей семьи он в живых остался один, и ему больше некуда возвращаться.
Этот незнакомый мне солдат погиб в боях за нашу деревню. Никого из его семьи не осталось.
После освобождения деревни, наши долго
стояли в Слободе, готовились к наступлению. Запомнилось, что отец ночью
перевозил на лодке разведчиков за реку. Жителям объявили о том, что они должны
сдать всё оружие, которое нашли, в сельский Совет. Я нашёл пулемёт «Дегтярёва»
на ножках с диском, но солдаты увидели и забрали. Очень хотелось мне пацану
пострелять из него».
День Победы: «В этот день мы садили
картошку. Кто-то прибежал и стал кричать, что войне - конец. Радость была
такая! Все плакали, обнимались, целовались. А в деревне были только женщины, дети да старики. Всем было очень
трудно, кругом голод и болезни».
Петрученко Александр
Порфимович
Начало войны: «Хорошо запомнил первые
дни войны. Мы с хлопцами пасли овец на поле. Услышали гул самолёта, а скоро
показался и сам самолёт, который летел совсем близко прямо на нас. Немецкий
летчик заметил детей и стал стрелять. Мы сильно испугались, но погнали своих
овец в крушинник. Все дети остались
живы, убито было только несколько овец. Первый раз увидел немцев, которые
въехали в деревню на велосипедах. Все они были с оружием. Мы испугались и
убежали домой. Запомнилось, как молодых девчат и парней угоняли в Германию.
Забрали и Руденок Татьяну Аександровну, а она совсем молоденькой была. Слышал
разговоры взрослых о партизанах, которые приходили в деревню по ночам. Им давали
одежду и еду. За немецким порядком в деревне следили полицаи, немцы приходили в
деревню только днём».
Освобождение: «В деревне знали, что
скоро наши войска будут наступать. И я помню, как в один из этих дней мы с
дедом Карпом пошли в гумно. И вдруг со стороны Шатилок стали сильно
обстреливать деревню снарядами. Пришлось выбираться из гумна и ползком
добираться до землянки, в которой мы жили всё военное время. До сих пор помню,
как трясло землю при взрывах и свист осколков, пролетавших рядом со мной. Во
время этого сильного обстрела загорались дома, крыши которых были накрыты
соломой. Было всё время страшно, и мы почти не вылезали из своих землянок.
Часть деревни полностью сгорела. После освобождения всех слободских мужчин
забрали на фронт. Очень многие из них не вернулись назад. А 14 декабря 1944
года меня призвали в армию».
День Победы: «О Победе я узнал в г.
Могилёве, когда был в «учебке». Мы находились в казарме. Некоторые молодые
солдаты стали стрелять в воздух. Все обнимались, радовались. И сейчас трудно
найти много слов, чтобы рассказать об этой радости и людском горе».
Багдей Анна Петровна
Начало войны: «Я работала на Минском
тракторном заводе. Собиралась выйти замуж за парня, который работал здесь
шофёром. В первые дни войны его забрали на фронт, а я собралась домой в
деревню. Из Минска я и подруги с завода пошли пешком. Помню сильный дождь в
дороге. Мы вымокли и замёрзли, отогреться было негде. Достали из чемоданчиков
свои вещи, одели всё, что было. Очень хотелось есть. Шли так долго, что в кровь
стёрли ноги. Дошли до деревни Козловка, нашли забитый дом, в котором хотели переночевать. И тут пришла
хозяйка, которая была поблизости. Когда увидела нас измученных, с разбитыми
ногами, сразу побежала за едой. Что-то прикладывала к ногам, и плакала от
жалости. Утром мы снова двинулись в путь. Пришли домой, а вскоре деревню заняли
немцы. Через некоторое время немцы стали отбирать молодых для работы в
Германии. Нас собрали 10 человек, погрузили на пароход и отправили в Бобруйск.
Там нас, как скот, загнали в вагоны, возле которых была охрана. В Лиде нас
покормили, дали какое-то вонючее «пойло» и под конвоем водили по нужде. После
польской границы начали опять стали отбирать. Хорошо запомнилось, как самых
молодых и сильных брили, мыли, чем-то обрабатывали. Мы ничего не понимали.
Давали нам жетоны разного цвета. Мне кто-то подсказал, что лучше взять жетон
зелёного цвета. Тогда работу дадут по легче. Больным ставили печать на лбу и
отправляли в лазарет. Я работала грузчиком на военном заводе, где выпускали
снаряды. Жили в лагере №4, условия ужасные, много было клопов. Помню прозвища
немцев-охранников. Одного мы прозвали Арнольдом, он был очень жестоким и
вредным, все его ненавидели и очень боялись. Другой – Альфонс - не такой злой,
иногда он нам что-нибудь давал из еды: хлеб, яблоки. Нас из лагеря никуда не
выпускали. Был ещё старший – Вильгельм Баумен, он распоряжался, куда развозить
грузы. Однажды удалось побывать у него дома. Удивилась, когда увидела во дворе
павлинов. Были у него в хозяйстве кролики, для них работник-немец заготавливал
много травы. А потом я попала к одной немке, там и пробыла в работницах до
самого освобождения».
Крупичевская Ефросинья
Петровна.
Начало войны: «Мне было
всего 5 лет, когда началась война. Время «под немцем» почти не помню. Было
трудно, кушать хотелось всю войну, мёрзли в холодное время.
А вот сильный обстрел, когда деревню освобождали, запомнила навсегда. В
этот день от снаряда сразу погибли моя мама, брат и сестра. Снаряд попал прямо
в наш дом. Я осталась жива, потому что была не дома. Так под огнём и хоронили
моих родных и других наших жителей, которые
погибли при обстреле. Как сейчас перед собой вижу, как везут обозы с мёртвыми
людьми.
После освобождения деревни меня
хотели определить в приют. Я услышала об этом, испугалась и убежала. Пряталась
три дня. Меня нашли грязную и напуганную, привели к бабушке. Она забрала меня с
двумя сёстрами к себе, отец был на фронте. Жили тогда очень тяжело. Приходилось
делать всё самим, потому что бабушка была инвалидом. Голодали, собирали гнилую
картошку, её варили и ели. Помню, что в деревне было всё разрушено, всю работу
делали женщины, пахали на себе, сеяли на и даже строили».
Нестерова Нина Андреевна
Начало войны: «Наш дом
стоял возле реки. Семья была большая.
Когда немцы пришли в деревню, нас выгнали из дома, и мы перебрались в стопку. Там было очень тесно
и темно. За эти годы три раза мне приходилось прятаться, чтобы не угнали в
Германию. В последний раз вместо меня забрали маму, и маленькие дети остались одни. Как только я
узнала об этом, пришла сама к полицаям и немцам, которые собирали молодёжь. Нас
всех погрузили на «вездеходы» - большие
плоты, на которых по реке переправили через Паричи в Бобруйск. Там, на сборном
пункте, я и моя подруга Галя попросились у охранников-полицаев сходить в город,
иногда некоторых отпускали. Кто-то из охранников тихонько сказал, чтобы мы
больше не возвращались сюда. И мы решили пробираться домой в Якимову Слободу.
Добираться пришлось долго. Шли осторожно, старались на дороги не выходить,
чтобы не попасть к немцам. Подобрал нас дубровский извозчик, он нас подвёз и
дал переночевать в своём доме.
Перебраться через речку Березину нам помогли мальчишки, они дали нам
плот. Потом мы дошли до Красновки, попали в Михайловку. Местные женщины, когда
узнавали, почему мы прячемся, подсказывали дорогу. Подсказали, что нужно
говорить, если встретим немцев. Помню,
что возле Парич к нам пристал один пьяный немец. Еле отстал, мы тогда так
испугались! Когда подошли к д. Ракшин, то увидели немцев и машины. Это молодёжь
забирали. Мы спрятались и долго не выходили из своего укрытия. Мне с подругой
удалось перейти Шатиловский мост. По дороге в деревню встретили знакомого Петра
из Слободы, который рассказал, что моя мама поехала «вездеходом» следом за
нами, чтобы попробовать меня забрать. В родной деревне пошли укрыться к
соседке, а вскоре вернулась и мама, она узнала, что мы сбежали. Через неделю
деревню освободили от немцев».
День Победы: «После освобождения
нужно было поднимать колхоз. Мужчины все были на фронте, и я пошла учиться на
«тракториста». Училась хорошо. Позже меня назначили бригадиром, и весной 1945
года я работала в Островчицах. Утром, когда мы спали, прибежала хозяйкина (мы
жили у одной женщины) соседка и стала громко кричать: «Марья! Марья! Война
кончилась». В этот день нам разрешили не
работать, и мы праздновали Победу. Плакали и смеялись, плакали и проклинали
войну, ведь мы были молодыми, а на войне наши ребята-одногодки погибли.
Вспоминали всех, кто погиб. А потом песни пели».
Клещенко Екатерина
Климовна
Военный период: “Недалеко от нас жил мамин брат Моисей. Хорошая у него
была семья, дружная. Растили сына Сашу. Он уже взрослый был, когда дядна
сказала, что у них ещё один ребёнок будет. Радовались этому, хоть пара была
немолодая. А тут война! Дядю Моисея и Сашу забрали на фронт, а потом у дядны
родился мальчик. Она берегла своё дитятко, как только могла. В Осташковичах
немцев почти не было, но деревню часто обстреливали. Прилетали самолёты со
стороны Бобруйска и бомбили. В одну из бомбёжек погибло сразу восемь человек,
двое были детьми. В этот день снаряд попал в дом дяди. Когда мы прибежали, то
увидели развалины, только одна стена уцелела, а возле неё мертвая без головы
дядна. Где был её маленький сыночек, не помню. Знаю только, что он не выжил”.
После освобождения: “Дядя Моисей погиб, а Саша вернулся живой. Не было ни
дома, ни родителей, ни братика, которого так и не увидел ни разу. В
Осташковичах не смог остаться, уехал в Речицу. Там жила у него тётя, у которой
погиб сын единственный. Стали они жить вместе, Сашка у них вместо сыночка.
Дружно жили, жалели друг друга, старались один для одного. Сильно переживала за
брата Сашу моя мама. Как сядет за кросны ткать, так тоскливо и запоёт:
“Прыйшоў салдат да дому,
Дома- рода
нет,
Сеў жа ён
заплакаў
На ўвесь
белы свет”
Не знаю -
сама мама придумала или слышала где такую песню. Сколько мама пела, столько и
плакала”.
День Победы:
“Помню этот день. На школьном дворе проводили митинг. Пришли все и старые и
малые. Посреди двора поставили трибуну из досок. На ней было несколько человек.
Всех не помню, а вот слова запали в душу. Выступала Нина Намоченко, которая работала учительницей
в нашей школе. Слезы не давали ей говорить, у неё погиб муж на фронте. Всех
поздравили с Победой, вспомнили тех, кто погиб. Многие наши жители
плакали, они не дождались своих близких
домой. Я тогда дружила с Ниной Пунтус. Её отец Апанас Филипович погиб на войне,
а мой пропал без вести. Не вернулся домой и старший мой братик, он до войны
учился в Ленинграде, там и погиб. Мы не смогли оставаться здесь, побежали ко
мне домой, упали вдвоём на кровать и рыдали на всю хату. Для нас тогда война не
закончилась. Мама сильно голосила, ведь у неё на руках осталось 6 детей”.
Гвоздева Ольга Адамовна.
Родилась:
Гомельская обл, Домановичский р-н, д. Капличи.
Военные годы:
“До угона в Германию жила в деревне. Забрали
13 августа 1943 года. Завезли меня и других в немецкий город Гамбург на
лесопильный завод. Здесь работали, а жили в лагере. Работа была непосильная.
Кормили совсем плохо. Одна девушка убежала. Её поймали и посадили в отдельное
помещение, собирались казнить. Хотела её помочь, нашла клочок бумаги, карандаш
и написала: ”Спасайся”. Пробовала подсунуть под дверь, не получилось.Тогда
незаметно пробралась к форточке и попробовала вытащить решётку. Вытащила. Ночью
эта девушка выбралась и убежала. Утром, когда немцы узнали, что её нет в
лагере, всех нас 40 человек построили. Приказали признаться, кто же помог
бежать. Иначе всех расстреляют. Все молчали, а я немного засуетилась в строю,
меня схватили и в машину. Привезли в гестапо,
взяли отпечатки пальцев, сфотографировали. А потом трое немцев били меня
дубинками, пока не потеряла сознание. Потом облили водой и ушли. Поднялась у
меня температура. Я прислонюсь к холодной стене и сижу, чтобы жар оттягивало.
Пришли опять, а я лежу вся побитая, места живого на мне нет, не могу подняться.
Один из них говорил по-русски, ударил меня ногой, думал, что я уже не живая. Я
застонала. “Поднимайся!” – кричит. А я не могу, думаю, скорее бы умереть, чтобы
не мучали и не били. Кое-как поднимаюсь. Позвали к двери. Одна дверка прочно
прибита, а другая послабее. Они приказывают: мол, форточку вырвала, так и
дверку сорви. Я сразу поняла, что могу остаться или без пальцев или без
руки.Только руку протянула, так сразу
сознание и потеряла. Меня опять облили водой и оставили лежать на полу.
Через сутки двое пришли, стали толкать, проверяли живая ли. Стали поднимать. А
я на ногах стоять не могу, речи нет. Выволокли на улицу. Думала – побежать бы,
чтоб пристрелили сразу. А ноги деревянными стали, еле передвигаюсь. Знаю, что
смерть скоро, а слёз нет. Вот-вот кончится моя страшная жизнь. Привели туда,
где расстреливали людей. Один мне и говорит: “Не говоришь, молчишь? Говори!
Война кончится, а тебя не будет”. Я только перекреститься попробоваля, хотела
молитву прочитать, да ничего вспомнить не смогла. Так и стояла на коленях.
Стали кричать, я к стенке отвернулась. Выстрел услышала, да сразу не поняла,
что промахнулись. А потом удар по голове и всё. Когда очнулась, думала, что в
клетке нахожусь. Кругом каменные стены и пол, в
пол вмуровона труба. По ней немцы в эту камеру воду холодную пускали,
так людей мучали. Сколько времени я в такой тюрьме пробыла, и сейчас сказать не
могу. Не знала ни дней, ни чисел. Только после этого меня оправили в лагерь
Равенсбрюк. Тут не били, не казнили. Здесь никто не работал. Но каждый день по
шесть часов стояли возле своих бараков. Это называлось “Апель”. Сил было мало,
падала в обморок. Немцы не подходили, потому что боялись больных тифом и
туберкулёзом. Потом отправили работать на авиазавод в Дрезден. Тут я поняла,
что буду жить. Моя “подруга-смерть” пока отступила от меня. Там я работала на
станке.
Освобождение:
“20 апреля 1945 года нас подняли утром в пять часов и оправили колонной в путь. Многие гворили,
что это путь смерти. Шли, пока темнеть не стало. Только и слышали: “Ком, ком.
Вайтер, вайтер”. Сил идти больше не было, я упала. Меня оттащили через обочину
и положили под дерево. Упавших пристреливали надсмотрщицы, по дороге было много
трупов. Ко мне никто не подошёл. Когда
потемнело, я начала карабкаться, держалась за дерево. А потом потихоньку стала
уходить от дороги в лес. Прошу про себя: “Господи, помоги найти дорогу в чужом
лесу”. Шла, приглядывалась. Когда посветлело, увидела крыши домов в каком-то
селении. Прошла один дом, дошла до второго. Думала, сяду тут, меня и заметят. А
потом увидела мотоцикл. Подъехал ко мне мужчина в гражданском, развернулся:
“Рус, рус, ком мит”. Я и пошла за ним. Завёл в дом, я сразу села на пол.
Хозяйкины дочки помогли мне подняться, дали горячего чая, после которого я
уснула в кресле. Хозяйка дома оставила меня у себя, хотела, чтобы я доила её коров. А когда увидела мои
распухшие руки, велела отдыхать. Укладывает меня в чистую белую постель, а я
отказываюсь. Хотела лечь на полу, привыкла за эти годы к грязи, нарам в лагере.
А на следующий день я услышала от хозяйки: “Олга, рус, рус”. Возле дома
остановились наши разведчики на мотоцикле. Спросили, откуда в этом доме
русская. Я им всё и рассказала. Просила догнать колонну заключённых. Солдаты
сказали, что наши войска её уже догоняют, чтобы освободить тех, кто жив
остался. А меня отправили на станцию Пирно, где собирали состав для отправки
заключённых домой. Там я встретила наших человек 20. Не верилось, что наши
лагерные ужасы и страхи позади. Долго
добирались мы домой”.
Клещенко Екатерина Степановна.
Родилась в
д. Хутор.
Начало войны:
“Утром 22 июня мой отец ушёл на работу в колхоз, где работал бригадиром.. Там
он узнал о войне. Назавтра наша семья провожала его на фронт. На четвёртый день
я с сестрой и соседками пошли за канаву полоть бураки. Увидели, как летят два
самолёта. Немецкий самолёт летит выше и
стреляет. Подбивает нашго, самолёт загорается. Лётчик прыгает с паршютом и
летит весь в огне. Наши деревенские
ребята увидели этот бой и побежали по житу к летчику. Наш лётчик так обгорел,
что одна головешка только осталась. Ни лица не было, ни документов. До сих пор
помню запах горелого человеческого тела. Наши ребята завернули его в остатки
парашюта и похоронили на кладбище, поставили неизвестному советскому летчику
деревянный крест. Этих наших четырёх ребят
убили во время войны. Скоро наш отец вернулся домой. Под Орлом он попал
в окружение. Ему вместе с земляком из Узнажи удалось выйти. В деревне уже были
немцы. Отец и три моих дяди ушли в Паричский партизанский отряд, где отец был
связным. Нам пришлось уйти из деревни. Мы жили в куренях (шалашах). Помню, как
к нам пришёл один полицейский из Пристарани (наверное, наш связной), он сказал.
чтобы мы уходили. Мы быстро собрались и ушли. Но не успели от немцев
оторваться. Опять встретились с тем полицаем Романом. Он подсказал, что надо
уходить на Клетошный к болоту, и попросил, чтобы предупредили по дороге его
семью об уходе. И ещё сказал, чтобы мы падали прямо в жито на поле, когда немцы
начнут стрелять. Так можно уцелеть, никто потом искать не будет. Мы так и
сделали. Дед мой с людьми полем по житу
бежал, немцы стреляли. Дед упал и не двигался. Когда немцы подошли, один хотел его штыком ткнуть, а другой сказал, что дед
мёртвый. Ему повезло, он остался жив, а 12 человек немцы убили. Помню, как потом бежали к болотам. Тяжело, на
плечах маленький братик в спаднице маминой, которую тогда от страха на него её вместо кофты
надели. А мама подгоняет: “Беги, а то кину”, - всё боялась, что отстанем.
Пришли на чужие курени, нас там приютили, подкармливали, последним делились. Я
и сегодня благодарно вспоминаю Романа, который нас тогда спас”.
День Победы: “Когда
освободили нашу деревню, всего 14 хат осталось. Остальные все сгорели, поэтому
мы в мае 45-го жили в землянках. Мне было 15 лет, и я работала учётчицей в
конторе колхоза. Возле конторы было радио, из него мы узнали, что мир наступил.
Помню, как жена председателя Наталья Пахомовна бежала по деревне с красным
флагом и кричала: “Кончилась война! Победа!”. А ночью, помню хорошо, всё думала
про войну и про тех, кого больше не увижу. Горевала по лётчику, ведь никто из
его родных даже знать не будет, где его могила”.
Пинчук Федора Ермолаевна
Военный период: «Когда немцы пришли в деревню, было очень страшно.
Слышно было, как сильно стреляли в Славани, было видно, что горели дома. В нашу
деревню тоже пришли немцы жечь дома. Мы пробовали спасти хаты и сараи от огня,
тягали воду вёдрами, поднимались и поливали соломенные крыши. А немец ходил от
дома к дому с факелом и поджигал. Кричали на нас, чтобы мы спускались и больше
не поливали. Как нас тогда не застрелили? Многие наши жители ушли с деревни,
спрятались на «острове», так назвали
место далеко от деревни. Сидели там в землянках. В этот день я и сестра
встретили нашего местного учителя Бориса Лукьянова, он по улице тащил коляску с
домашним скарбом. Хотел пойти на «остров», где в землянке укрылась его семья. Пошли вместе. Когда добрались,
то в этой землянке нашли 10 наших людей убитыми, а среди них – еврея, который шил в деревне кожухи. Дед мой остался живой, но
был побитый. Баба мне тогда говорила: “Пабач, унуча, как деда ударыли”. И
сегодня помню, как кровь ручьём текла по косоворотке. Немцев не было. Мы
вернулись, возле деревни нашли солдата нашего, он был тяжело ранен. Бедный
солдатик, он просил отравы, сил не было терпеть боль такую. Взяли в деревне
колёса, привезли к дому Володи Мартинова, а тут немцы. Они солдатика и забрали.
Так мы и не узнали, умер он сам или немцы убили. Только кто-то из местных
закопал его в том месте, где теперь центр села. Позже его перезахоронили на
кладбище.
Жила наша
семья из 6 человек в землянке, вместе с
нами семья отцовского брата Платона.
Потом к нам пришла братиха, она привела уцелевшего коня. Так и жили, так
вместе и работали, чтобы прокормиться.
Когда зимой молодёжь забирали в Германию, к нам пришёл из Славани полицай Левон
Лебедь. Сказал, что от нас нужен один человек. Мама молчала, и тогда он
спросил: “Что тебе Германия не нравится? Не отдашь, значит, поставим вас всех к
стенке, как Пиниху”. Это он вспомнил расстрелянную на горке полицаями еврейку Пину
с детьми, которая в самом начале войны прибилась к нам в Осташковичи. Её дед
Михей приютил. Мы бегали смотреть. Лежат мёртвые, кровь кругом. Девочке Доре 10
лет было, а мальчонка совсе маленький. Мы их с дедом Михеем на горке тогда и
похоронили. Стали меня в дорогу собирать. Соседка Тарасья принесла пальто и
кулиду (буханку) хлеба. Некоторых сразу увезли, а меня под замок на ночь, так
всю ночь и проплакала. Назавтра отправили меня в Бобруйск. Там встретила своих
девчат – Пелагею и Маруську. Повезли на станцию, там уже был большой товарный
эшелон из Калинкович. В нём полно народу. Охраняли станцию во время погрузки
местные полицаи, которые до войны работали водителями на торфоразработках.
Пелагея и Маруська попросились по нужде, их повели. Там девчонкам удалось уйти,
они вернулись домой. А нас повезли в Германию. В вагонах тесно, дышать нечем,
хотелось пить и есть. В г. Гдыне нас
определили в лагерь. Завели в помещение, похожее на клуб. Там под потолком
петли весели, мы решили, что нас вешать будут. Все стали реветь. Потом громко
объявили, что нужно землякам по 10 человек собраться. Получилось так, что я
одна осталась. Девочек наших одна немка забрала, у которой было большое
хозяйство: свиньи, коровы, козы, куры. А я попала к одной немке-вдове. Кормила
плохо, давала два раза на день по три скибочки (кусочка) хлеба, брюкву вареную
и чай. В доме жили ещё работники –
старая немецкая пара. Так этот дед заставлял меня полоть огород с утра
до вечера, чтобы ни одной травинки не было. Потом я ходила за козами и 30 курей
смотрела. Кушать хотелось всё время. Вот когда коз доила, тайком от
хозяйки немного молока выпивала. Когда
яйца собирала, то одно выпивала, а скорлупу прятала. Иногда вечером отпускали к
землякам. Встретимся, плачем, всё дом
вспоминаем. На ногах носили деревянные
колодки, которые издалека слышны были. На всю жизнь запомнила этот стук. Там я
познакомилась с украинским парнем из Сумской области Мишей Лаптевым. Стали
тихонько встречаться, чтобы никто не знал. Любилися, хоть и страшно было. Зимой
45-го я девочку родила. А тут наступление наших войск, и хозяйка стала собирать
свои вещи, которые грузили наши девочки и ребята. Потом всех девчат увели, я
одна осталась. Сижу, плачу. К вечеру слышу, колодки стучат по дороге,
догадалась, что это девчата родненькие вернулись живые. И ребята пришли. Вот
радость какая! Осмотрелись, кое-что осталось от хозяйского. Ребята закололи
поросёнка, чтобы поесть досыта. А тут и наши разведчики в белых маскировочных
халатах пришли. Расспрашивать стали, откуда русские здесь, продукты
предлагали.. Миша мой за дочку переживал, в хозяйкино пальто кутал, чтобы не
замёрзла. Очень просил, чтобы живую домой довезла. Мишу моего и других ребят в
армию забрали, а мы домой стали добираться. Холодно, я подушку распорола, и в
перьях дочечку грею, так и приехали. А дома узнала, что сестра Ульяна и мачеха
умерли от тифа. А кругом почти всё разрушено, голодно”.
Сугоняко Владимир Иванович
До освобождения: «С начала войны жили
все в землянках. За нас малых боялись. Еды, одежды не хватало. В 43-м в
декабре, когда мне было восемь лет, немцы нас всех выгнали из землянок, загнали
в дедову хату и закрыли. Было тесно и страшно. Потом нас построили и погнали на
Меховщину. Оттуда под охраной шли пешком
до самых Озарич, где был лагерь. В лагере все люди находились под открытым
небом. Легли прямо на голую землю, а ночью выпал снег. Утром мама поднимала нас
из-под снега. Некоторые так и остались лежать, умерли от холода. Тогда
разрешили разжечь костры. На два дня давали по одной буханке хлеба, который был
наполовину с опилками. Потом – булку на три дня. В лагере было много больных
тифом. Все сильно кашляли. Ночью 19 декабря немцы ушли, а нас оставили. Лагерь
был снаружи заминирован. Когда наши солдаты подошли к лагерю, то они сначала
разминировали подход к нему, а потом выводили нас по одной стёжечке. В
Озаричи из нашей семьи попали
мама, я и братик Павел. Когда мы добрались домой после освобождения,
маленький Павлик на второй день умер, не выдержал холода и голода».
День Победы: «Мне было 10 лет, когда
закончилась война. Мы – дети бегали и гуляли на улице. Услышали шум возле
клуба, побежали туда. Взрослые говорили, что войны больше нет, пришла Победа.
Возле клуба собралась вся деревня. Многие кричали «Ура!», плакали, пели,
танцевали. Целый день взрослые вспоминали тех, кто погиб, умер, пропал на
войне. Плакал и я. А потом радовался со всеми, потому что нам детям хотелось
гулять и веселиться. Помню, что люди так радовались за тех, кто скоро вернётся домой с фронта!».
Гвоздь Надежда Афанасьевна
День Победы: «Пока шла война, мы в
школу не ходили, были «под немцем». Всего нам хватило. Всё это время жили в
страхе, приходилось голодать и мёрзнуть. После освобождения нашей деревни, я
пошла в школу в третий класс. Мне тогда было почти 13 лет. Хорошо запомнила,
как к нам на урок, который вела
учительница Качуро Мария Антоновна, зашёл председатель колхоза Лазарёнок Николай.
Он открыл дверь и крикнул: «Маня, кідай вучыць! Вайна
скончылася!” Мы все бросились из школы,
побежали по домам говорить о Победе родителям и соседям”.
Сугоняко Степан Петрович
Военный период: «Призвали в армию
после освобождения деревни в декабре 1943 году Домановичским военкоматом в 37
гвардейскую дивизию 109 полка во 2 батальон. Принимал участие в освобождении
деревень Козловичи, Сельцы, Кочищи Калинковичского района. В бою за деревню
Ямное, меняя боевую позицию, меня ранили в руку 14 января 1944 года. Отправили
в госпиталь, что находился в городе Тула. После
лечения врачи меня комиссовали. Награждён медалью «За боевые заслуги».
День Победы: «Когда после госпиталя
вернулся в деревню, устроился в колхоз работать кладовщиком. Контора находилась
в клубе. Люди узнали о Победе и стали собираться вместе. К клубу пришли все
жители, даже старики больные. Дети бегали все очень радостные. А наши бабоньки
плакали, кричали, смеялись. В радости и в слезах многие стояли. Вспоминали всех
наших из Мармович, кто уже не вернётся с этой проклятой войны. А потом был
митинг. Все друг друга поздравляли».
Дайнеко Ева Ивановна
Малолетняя узница Озаричского
концлагеря.
День Победы: «После
освобождения жили всё время в Мармовичах. В тот день, когда узнали о Победе, я
с мамой садила картошку возле деревни Нивки. Увидели, что идёт Евхимия
Запотыльчиха. Она так голосила! Мы испугались, подхватились и побежали
навстречу. Она нам и сказала сквозь слёзы, что война закончилась. До сих пор
помню её крик: “А маіх сыночкаў няма…” Сама
Ефхимия шла с сельского Совета, который был в Давыдовке. Там она получила
“похоронки” на своих сыновей. Там ей сказали о Победе. Так и проплакали на этом
поле, вспоминали о том, что нам пришлось пережить и остаться живыми”.
Дайнеко Петр Романович
Ветеран
Великой Отечественной войны
Военный период: “После освобождения нашей деревни меня призвали в армию
в начале 1944 года в 37 запасной стрелковый полк миномётчиком. Потом нас
отправили на учёбу в Смоленскую область В августе 1944 года направили в город
Псков в зенитный полк. Мы охраняли особо важный объект – мост на реке Великой.
Охраняли 2 батареи. Когда фронт ушёл дальше на запад, нас перебросили в Польшу,
и наша часть находилась в г. Млава в 18 километрах от
Восточной Пруссии. Наградили меня медалью “За Победу над Германией”.
День Победы:
“Победа застала меня в польском городе Млава. Я как раз был в карауле. Услышал
сильную стрельбу. В расположении нашей части были американские пушки -
40-миллимитровки. Стреляют они трассирующим шквальным огнём – 120 выстрелов в
минуту. Все стреляли в воздух. Никогда не забуду этот огненный дождь! Когда
сменили меня, пришёл на батарею. Все солдаты и офицеры стреляли, радовались,
смеялись, говорили, что скоро будут многих возвращать домой. Очень хотелось
мирной жизни. Радости не было предела”.
Сугоняко Владимир Фёдорович
Ветеран
Великой Отечественной войны.
Военный период: “На фронте я был с 15 февраля 1944 года. Призван
Домановичским военкоматом в запасной 218 отдельный стрелковый полк в качестве
стрелка. В октябре этого года перевели меня в 1026 стрелковую дивизию
командиром отделения орудия. Воевали и в Польше и в Германии. В Польше брали
высотку, был очень трудный бой. Нужно было не только её взять, но и удержаться
там. За этот бой меня наградили медалью “За отвагу”. Тяжёлым и страшным было форсирование
реки Одер. Многие наши солдаты были убиты и утонули. С боем переправлялись
через реку. После этого я был награждён орденом Красной Звезды. А под Берлином
в бою нужно было уничтожить немецкую огневую точку, которая не давала нашим
солдатам двигаться вперёд. За её уничтожение меня наградили орденом Славы 3
степени. Имею также медали “За взятие Варшавы” и “За Победу над Германией”. 25
апреля под Берлином, за несколько дней до окончания войны, был ранен в правое
плечо. Меня отправили в госпиталь, который находился в немецком городе
Бервальд. Совсем немного не дошёл до рейхстага”.
День Победы: “День
Победы встретил в госпитале. Когда нам объявили о том, что война закончилась,
то все раненые и больные, кто только смог, повставали с коек. Мы плакали и не
стеснялись, вспоминая своих убитых товарищей, всех, кто не дожил до этого дня.
Мы смеялись, кричали “Ура!”, обнимались с медсёстрами и докторами. Было шумно,
радостно и больно. Говорили о своих близких, которые ждали нас дома. А после
продолжалась госпитальная жизнь”.
Барсук Григорий Иванович
Узник
фашистского кнцлагеря
Военный
период: “Меня, как и других хлопцев и девчат из деревни, угнали на
работы в Германию. Заставляли работать с раннего утра до вечера каждый день.
Копали траншеи, рвы. Руки и ноги были
всё время опухшими, болели от работы и от голода. Кормили очень плохо, никуда
не отпускали, охрана была сильной. Часто наказывали за то, что не успел сделать
норму, за то, что посмотрел не так, за то, что остановился и не работаешь.
Хватило всего! Был у немцев на работах в Голландии. Там тоже было очень тяжело,
сильно тосковали по дому. Правда, там некоторые местные жители нас жалели и
подкармливали, давали даже талоны на еду. Делали это втихаря от немцев-охранников,
боялись за себя и за нас. Освободили нас англо-американские войска. Отправили в
персыльный лагерь в г. Зыгень, там таких заключённых собрали 111 тысяч. Потом
мы попали в Польшу, в другой лагерь для бывших заключённых. В г. Картуз Береза
нам предлагали уехать в Англию или Америку. Но мы отказались, только домой
хотели вернуться, к своим родным. И пошли пешком до железной дороги. На
какой-то станции нашли поезд, который ехал до Минска. Добрался домой осенью
45-го. Когда вернулся, узнал, что отец мой умер, брат пропал без вести,
остались мама и сестра. Вся деревня почти была разрушена. Стали по-немногу
строиться, а потом меня забрали в армию”.
Барсук Мария Ивановна
День Победы:
“Мне было 15 лет, когда закончилась война. Про Победу мы узнали от соседки,
когда с мамой садили картошку. Помню, как она сказала: “Я вам новость хорошую
принесла – Победа!” А мама моя, Барсук Евдокия Ивановна, сильно заплакала и
запричитала: “Эта война для меня никогда не кончится”. Старший сын Фома погиб и
она не знает, где его могилка. Хозяин умер от тифа, когда в деревне были немцы,
а младшего сына Гришу угнали в Германию.
Дом сгорел. Мы обнялись с ней и долго плакали от горя, которое принесла
в семью эта проклятая война. Запомнила, что в этот же день одна из соседок
получила “похоронку” на своего сына, а она всё не верила, плакала и всем
говорила: “Так уже ж Победа…”А люди собирались группами смеялись и плакали,
пели и танцевали. К счастью, в конце этого же года вернулся из Германии брат
Гриша, и потом мы начали строить дом”.
Барсук Надежда Павловна
Родилась в
Минской обл., Старобинский р-н, д. Терушки. В д. Боровиках проживает с 1951 г .
День Победы:
“В этот день была дома, работала по хозяйству. Услышала, как на улице стали
громко кричать, что война закончилась и объявили Победу. Все стали выходить на
улицу, дома сидеть было просто невозможно. А сколько слез было! Все вспоминали
своих близких и соседей, кого война забрала. Все жалели друг друга. Я тоже не
сдерживала слёзы, плакала по отцу, который не вернулся с фронта. В этот день
бригадир разрешил не выходить на работу, и все начали праздновать. Ходили друг
к другу, а на улицах пели, танцевали”.
Гавриленко Адам Петрович
Родился в
д. Селищи.
День Победы:
“ После освобождения наших Селищ мы из леса
перехали домой. А некоторые семьи оставались ещё жить в землянках,
потому что немцы сожгли почти всю деревню. Когда люди немного отстроились, дети пошли учиться в школу. В день Победы я
была на уроках в школе. На перемене наш учитель сказал нам о Победе. Все
учителя вышли на улицу, кто-то вынес газету “Звязда” и прочитал о последних
боях в эти дни. Нас детей отпустили домой, и мы побежали рассказывать
родителям. Многие радовались, потому что ждали своих мужей и сыновей домой с
фронта. Помню, как стали вспоминать наших людей, которых угнали в фашистские
лагеря, убитых, умерших за эти годы и погибших мужчин. Слёзы лились рекой. На
митинге, который проводили в колхозе, выступал военный по фамилии Жуков. Он
рассказал нам о последних днях войны в Берлине и о Победе”.
Гавриленко Анастасия Николаевна
Родилась в
д. Селищи.
Военный период:
“Меня с другими девчатами и парнями угнали в Германию. Там я попала к немецкому
хозяину, работала, выполняла разную работу по дому и хозяйству, работы было
много, делала всё, что приказывали. Сильно уставала, всё время хотелось спать.
А мне тогда было неполных 14 лет. Здесь мне всё время говорили, что Германия
победит. Я очень тосковала по своей деревне и родным. Каждый день плакала,
потому что была одна, очень хотелось домой. По-соседству, у других хозяев, тоже
были в работниках наши девочки. Так те хозяева очень их били и совсем плохо
кормили. Я тайком носила кусочки хлеба и
картошку. Пробыла я у хозяев почти до конца войны. Когда наши наступали,
был сильный обстрел. Хозяева прятались в погреб сами и брали меня с собой.
Первыми сюда вошли английские войска и нас забрали в лагерь, где собирали
угнанных и заключённых из лагерей.
Однажды приехал русский солдат, который рассказал, что уже наступила Победа. В
лагере я наедалась досыта, кормили хорошо. Бывших узников агитировали поехать
жить в Америку, в Англию, но мы все хотели домой. В этом пересыльном лагере мы
искали своих, спрашивали, кто откуда, собирались вместе вернуться домой. С
такой радостью встречали своих земляков! Затем по железной дороге поездами
добрались до Минска, а потом через Бобруйск и Шатилки до своей деревни. А дома
нас ждала сгоревшая деревня и разруха”.
Шостак Иван Калинкович
Ветеран Великой Отечественной войны.
День Победы:
“После освобождения деревни меня призвали в действующую армию. Принимал я
участие в освобождении Румынии, Болгарии. Венгрии. Узнал о Победе по радио уже
в Германии. Солдаты, с которыми я
воевал, выбежали на улицу, кричали “Ура!”, подбрасывали фуражки и пилотки,
салютовали из своего оружия и ракетниц. Взрослые мужики, которые прошли всю
войну и были ранены, плакали. Мы вспоминали своих боевых друзей и родных,
которые не дожили до этого дня. Кто-то показывал фотографии своих девушек, жен,
детей. Все говорили, что скоро вернутся домой,
нужно будет строить и работать, потому что “фрицы” многое разрушили,
сожгли и уничтожили”.
Петухова Валентина Андреевна
День Победы: “После того, как деревю освободили от немцев, пришлось
много работать. А потом мы, дети и подростки, пошли учиться в школу. За время
оккупации мы пропустили, несколько классов, и поэтому в 15 лет я пошла только в
3 класс. Навсегда запомнила, как на уроке в наш класс вбежала учительница. Она
так волновалась, а потом громко крикнула: “Дети! Война…- и замолчала, а после
совсем тихо – закончилась…”
Мы сначала
притихли, а потом все вместе стали кричать. Выскочили на коридор, побежали на
улицу. Кто смеялся, кто плакал, все обнимались, мальчишки подбрасывали свои
шапки. Мы большие и малые бежали по улицам и кричали: “Победа! Ура!”.
Баранова Вера Викторовна
Освобождение:
“Мне рассказывали родители, что война застала нас в г.Брагине, куда наша
семья летом 1941года приехала в отпуск
из Ленинграда. Остались у родственников, находились в оккупации до самого
освобождения. Была совсем маленькая и это время совсем не помню. Но моя детская
память сохранила, как после освобождения через город по улице вели длинную
колонну пленных немцев под конвоем, одетых в серую грязную форму. Долго шла эта
колонна. Запомнила, что было тихо, люди молчали, только женщины плакали, многие
стояли и смотрели обнявшись друг с другом. Одному пленному удалось как-то выйти
из колонны, так он пробрался в чей-то дом и залез на печь погреться. Дни тогда
стояли сырые и холодные. А тут в этот дом зашли дети, потому что у них ноги
промокли, они-то и нашли немца. Дети снова вернули его в колонну к остальным
пленным”.
Устименко Валентина Ивановна
Освобождение: “Мы с мамой в начале войны оставили
нашу деревню, бежали от немцев. Но вместе с беженцами дошли только до
Любаньского района, там и остались. Мама потом рассказывала, что дети всё время
есть просили и боялись. Здесь пробыли до конца войны, здесь узнали о Победе.
Хорошо запомнила, как люди стучали своим
соседям, рассказывали, что войне конец.
Все-все вышли на улицу. В памяти
осталось то, что почти все сначала сильно плакали по своим погибшим и убитым родным, а потом радовались, пели, а
некоторые танцевали. Очень хотелось домой. И мама стала собирать нас в дорогу.
Собрались быстро, потому что почти ничего у нас не было. И мы пошли пешком за 100 километров в
родную деревню. А дома нас ждал отец. Такой большой радости никогда не забуду!”
Пищало Татьяна Григорьевна
День Победы:
“Таких счастливых людей, как в день Победы не видела никогда!Я была дома,
услышала крики на улице, выбежала. Мне кто-то крикнул: “Победа!” Дети бегали и
смеялись, кто-то запел, нашлась гармонь, девчонки шли с цветами. Соседские
женщины, у кого убили мужей и сыновей, сильно горевали, голосили, жалели друг
друга. Все вместе вспоминали каждого, кто домой больше не вернётся, кого здесь убили немцы. Горевали о о сожённых
домах, потому что многим из землянок было некуда возвращаться. И радости было
сколько! Больше нет войны, страха. Кто-то радовался и говорил, что больше не
придётся бояться ни пуль, ни снарядов, ни проклятых немцев.”
Богатова Елена Павловна
Военный
период: “Меня вместе с матерью и двумя сёстрами отправили на
принудительные работы в Германию. Почти до самого конца войны работали на
хозяина-немца. Выполняли самые разные работы. Кормили плохо. Спать приходилось
совсем мало. Боялись всё это время и хозяев и других немцев. Нас никуда не
отпускали. В самом конце войны видели, что домой возвращаются немецкие солдаты,
которые сами бросили воевать. А потом хозяин сказал, что война заканчивается.
Он нас отпускал. Сколько было радости! Мама нас тогда троих так крепко и долго
обнимала, ведь мы её детки остались живы на немецкой чужой земле! А как мы
тосковали по своей деревне! Тогда вокруг той немецкой деревни бродило много
коней, брошенных немецкими солдатами. Они бродили сами по себе. Мама привела
коней, быстро собрала нас в дорогу. Мы верхом добирались до самой Чехословакии,
а там нас встретили наши русские солдаты. Они нас хорошо накормили, подвезли до
железной дороги. Там мы сели на поезд, который шёл до Минска. Добирались очень
долго”.
Акулич Екатерина Кузминична
Родилась:
д. Вяжны.
До
освобождения: “Помню, что мы были в клубе, смотрели кино и вдруг
услышали грохот, вой какой-то страшный. Это началась бомбёжка. Над деревней
летели самолёты, снижались и бомбили. Мы разбежались по домам. Мама, брат и я
тогда жили у деда с бабой. Было очень трудно и страшно. Немцы боялись партизан,
часто ходили и осматривали все дома. У нас нашли что-то из боеприпасов. Тогда
нас выгнали из хаты, заперли в стопке. Мама с бабушкой выбрались и убежали в
лес, а деда немцы застрелили. Сначала нас с братом держали под охраной, думали,
что мама вернётся, а потом переводчик уговорил охранника-немца отпустить нас,
ведь бежать нам малым было некуда. Мы с братом ходили голодными по деревне,
просились в дома к жителям, но никто нас не пускал, все боялись расправы
немцев. Как попали в лес, не помню, долго там блуждали. Опять попали к немцам,
они отправили нас в Кнышевичи и закрыли в амбаре. Там уже были люди с разных
деревень, многие болели тифом. Охрана никого не трогала, боялась заразиться.
Нас детей иногда выпускали. Мы ходили по домам, просили еды, хлеба.
Запомнилось, как в одном доме дали мне яйцо и сковородник (кусок хлеба). Иногда
давали вареные очистки от картошки. Только это и ели. Были там до наступления
наших войск. Когда начали обстрел деревни, все кто мог, из амбара разбежались.
Хорошо помню, как бежали и немцы, многие были почти голые, не успели одеться.
После освобождения вернулись в свои Вяжны, а деревни почти нет. Наш дом тоже
разрушенный был – без окон и без дверей”.
Лешенок Екатерина Степановна
До
освобождения: “О начале войны узнали по радио. И в этот же день услышали
взрывы, это бомбили Паричи. Через несколько дней в деревню вошли немцы. Они
заняли дома жителей. Осенью нас всех, детей и подростков, стали гонять на
работу в Ковчицы. С ноября месяца вся молодёжь, а вместе с ними и я, были отправлены на рытьё окопов.
Рыли окопы в Залье, Скалке, в Паричах. Ночевали в сараях. Холодно, всё время
болели. Постоянно были голодными. Уставали так, что падали с ног. С нами всегда
был переводчик, он нам тайком рассказывал о том, что происходит на фронте.
Иногда давал украдкой слушать радио. Так нам пришлось всё это терпеть до самого
освобождения. После я вернулась домой, и через некоторое время узнала, что три
моих родных брата погибли на фронте. А четвёртый братик, которого угнали в
Германию, был в концлагере. Он вернулся домой в 1945 году, но вскоре умер от
болезней”.
Толочный Николай Викторович
Родился: Украина
Военный период: “Война меня застала во время учёбы в Златопольском
зоотехническом техникуме. До прихода немцев добровольно рыли окопы, клеили
окна. Вскоре было принято решение эвакуировать коров и свиней из подсобного
хозяйства техникума за реку Днепр, чтобы врагу не досталось. Это приблезительно
60 коров и 40 свиней. Дирекция собрала групппу из 10-12 человек, куда вошли студенты
и рабочие. На арбу сложили пожитки, выгнали скот, двинулись в путь. До ночи
смогли пройти немного, возле села Каштановка попали под бомбёжку. Страху было
много. Никто не погиб и стадо уцелело. Тяжело летом перегонять этих животных.
Свиньи начали перегреваться, а поить их и обливать водой нельзя. Поэтому решили
дальше идти в более прохладное время суток. Возле одного городка запомнил у
заминированного моста одинокого нашего солдатика. Он выполнял приказ, ждал
приближения немцев, чтобы взорвать мост. Через несколько дней дошли до Днепра.
Переправа скота для нас было делом непростым. Нельзя было допустить потери.
Свиней мы загнали на паром, а сами уцепились за хвосты коров одной рукой, чтобы
не утонуть. В другой руке у нас были шесты, которыми мы стучали по воде, чтобы
коровы плыли в нужном направлении и их не сносило течением. Переправились с
большим трудом. И тут узнаём, что дальше идти некуда, немец кругом. Загнали
стадо в ближайший племколхоз, попросили документ о приёмке и отправились назад.
Над переправой уже летали вражеские самолёты. Нам всё не верилось, думали, что
это большой немецкий десант проник в тыл. Всё надеялись, что вот-вот появятся
наши солдаты. Когда шли по дороге, услышали шум, казалось, земля гудела. Это
шла немецкая техника. Сначала мы увидели бронемашины с крестами. Немцы весёлые,
руками машут. А потом пошла тяжёлая техника: танки, самоходки, машины и
мотоциклы. Колонна огромная, долго шла. Мы со своими волами в сторону, на
обочину. Страшно, жутко. В эти дни встречали поодиночке наших солдат без
оружия, ремней и пилоток. Их немцы в первые дни домой отпускали. Когда шли
через город Каменку, видели, как народ выносил всё из брошенных магазинов.
Заходили и мы в магазины, только там было уже пусто. Дошли до своего техникума,
там никого уже не было. Пришлось искать работу, чтобы как-то жить. Пошёл
помощником конюха к одному хозяину, работал до 1943 года. А потом попал в
облаву в одном селе. Немцы собирали всех мужчин. Детей, больных и стариков
отпустили. Крупный рогатый скот тоже забрали у населения. Построили нас в
большую колонну и пешим ходом погнали через город Умань на запад. Нас было
человек 500. В Бреславле, где был расположен пересыльный лагерь, осталось нас
едва ли половина. Многие в дороге пытались бежать, но были убиты. Немцы были
беспощадны к беглецам. Еденицам это удалось. Многие в дороге умерли. У немцев
было правило: если после ночлега кто-то не поднимался, то его били, а потом
оставляли местным властям. В Бессарабии я с другом молдованином совершил побег,
но румынская полиция нас быстро поймала. Обошлись с нами не очень жестоко.
Выручило то, что молдавский язык очень похож на румынский. Полицейские нас
накормили и тихо через посты вернули назад в лагерь. Сначала в лагере мы попали
на санобработку. Все были очень грязные, обросшие, завшивленные. Обрабатывали
каким-то вонючим средством, стригли, оправили в баню, одежду пропарили в
горячих камерах. Кормили в лагере плохо, давали всё время только вареную брюкву
и по кусочку хлеба грамм по 100 на день. Выжить удалось благодаря тому, что
иногда отправляли на работу за пределы лагеря. Там нас, заключённых,
подкармливали иностранные рабочие. Потом нас группой оправили в г. Грюнберг на
военный завод. Поставили к станку, научили изготовлять несложные детали.
Работали без перерыва весь день с обязательной нормой. Никогда не видели
наблюдателей, но всегда знали, что они есть, боялись их. Если отпускали изредка
в город, всегда нужно было там вести
себя строго по правилам. На куртке был пришит знак “OST”. В магазины
и другие места заходить запрещалось. Перед наступлением наших заключённых
собрали и оправили по направлению к Берлину. В лагере часто видели налёты
авиации союзников. Однажды утром заметили, что охраны нет, удивились. Немцы
просто бросили нас, а сами отступили без боя. Многие сразу пошли, куда глаза
глядят, подальше от лагеря. Я попал в английскую зону, где сразу же создали
пересыльный лагерь, откуда меня и земляков отправили на поезде в Польшу. В
вагоны ставили по нескольку ящиков с
продуктами. После Польши шли колонной пешком. Так и дошли до своей земли. Под
Волковыском нас решили остановить и обучить военному делу. А мы с другом решили
не оставаться, а дойти до железнодорожной станции, чтобы уехать домой. Ехали
некоторое время на бункере между вагонами. Когда добрался домой, узнал, что
родителей нет в живых. Пришлось жизнь начинать сначала в тяжелых условиях – без
средств к существованию, документов и даже без одежды. Вернулся в техникум,
чтобы закончить его и работать потом по специальности. Там и Победу встретил,
как все с волнением, слезами, такой огромной радостью!”
|
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий